(Продолжение. Начало в журнале «Благовестник» No 1, выпуск 37 за 2002 год)
До ареста Иван Петрович Федотов работал, как и все служители, на государственном предприятии «ГОСНИТИ» в строительной бригаде плотником. Бригада строила жилые дома, а Иван Петрович вставлял окна, двери, стелил полы, крыл крыши. Через десять дней после моего брака на работу к Ивану Петровичу пришел сотрудник КГБ и, предъявив удостоверение, попросил пройти с ним. Сразу поняв в чем дело, он собрал инструменты, отдал их мастеру и пошел на свой второй срок заключения. Его привели в отделение милиции, водворили в камеру для задержанных, а через три дня прокурор подписал ордер на арест. Федотов обвинялся в совершении уголовного преступления по статье 227, части второй. Это звучало примерно так: организация нелегальной, запрещенной законом религиозной группы, причиняющей вред здоровью граждан и посягающей на их права исполнять общественные и гражданские обязанности. С этим определением вины, подписанным прокурором, его перевезли в калужский следственный изолятор и водворили в спецкамеру на два человека под номером 103, в которую впоследствии его опять посадят во время третьего заключения.
При первом знакомстве со следователем и обвинителем, которые задавали ему провокационные вопросы о несостоятельности Библии, Иван Петрович рассказал им историю Израильского народа, шедшего через пустыню, где обувь их не стиралась и одежда не ветшала.
Следствие затребовало отправить его в Институт судебной медицинской экспертизы имени Сербского для обследования здравости его разума. Он уже был там во время своей первой судимости в 60-х годах и был признан здоровым. Казалось бы, не было нужды в новом обследовании. Но в период тоталитарного господства коммунистической идеологии, водворение в психушки инакомыслящих с последующим принудительным лечением было делом широко практикуемым властями. По всей вероятности, прокурор, поддерживающий государственное обвинение, хотел добиться признания умственной неполноценности обвиняемого и упрятать его надолго в психиатрическую лечебницу.
В Институте имени Сербского Ивана Петровича принимал профессор Лунц, который помнил его, хотя с тех пор прошло четырнадцать лет. Он был еврей и с пониманием и сочувствием относился к Ивану Петровичу, гонимому атеистами за веру, которая, вероятно, в глубине его души, была ему не безразлична. Он задавал ему много вопросов по Пятикнижию Моисея при членах комиссии из 47 человек, из которых было восемь профессоров, несколько доцентов, заведующих отделениями и лечащих врачей из других областей и сам директор этого, печально известного, Института Сербского, генерал Мороз.
Профессор Лунц, как эксперт в области религии, нашел рассуждения Ивана Петровича вполне соответствующими Библии. Несмотря на это, он уговаривал его дать согласие признать его не здравым и таким образом хотел помочь ему избежать ожидаемого осуждения на десять лет строгого режима.
Но Иван Петрович отверг такую «помощь», так как защищал дело благовествования Христова и хотел до конца остаться верным свидетелем Господа. Мог ли он поддаться искушению искать облегчения своей участи в чем-либо ином, кроме креста Христова? позволить признать себя больным, в то время, когда его узами ободрялись многие и на его пример с надеждой смотрели десятки и сотни гонимых церквей?
Профессор Д. Р. Лунц, возможно, не смог переступить через свой страх перед Богом Единым и вторично признал полную вменяемость и здравость убежденного в своей вере подсудимого проповедника. Это явилось сильным свидетельством для воинствующих атеистов в г. Калуге. Ведь они знали, что вторично имеют дело с человеком, отбывшим по клеветническому обвинению первые десять лет, не сломленному, и сознательно идущему навстречу следующему тюремному сроку.
А в это время церковь, лишенная пастыря, была охвачена искушениями. Все, кто попадал под перепись властей во время собраний, от малого до большого, привлекались к следственным допросам. Согласно существовавшему в те годы Уголовному Кодексу, в котором говорилось о «причинении вреда здоровью граждан посредством изуверских молитв», собрания пятидесятников были запрещены. Особо тяжким уголовным преступлением считалось привлечение на эти собрания несовершеннолетних. Факт принадлежности к собранию фиксировался протоколом переписи. От «свидетелей» во время следствия требовалось всего лишь подтвердить факт достоверности протоколов переписи. Отказ давать показания считался уголовно наказуемым преступлением. Следователи широко применяли метод запугивания и психологического давления на свои жертвы. А жертвами оказались верующие, которые на основании своей веры были от сердца законопослушными гражданами. Имея право на свободу совести согласно Конституции, в то же самое время они подпадали под действие другого законодательства «о религиозных культах», которое навязывало неприемлемые для их совести правила. Они не имели права собираться вне собрания баптистов, назначать собрания без согласования с уполномоченным, приводить на собрание своих детей, молиться на иных языках, молиться за больных, организовывать кружки по изучению Слова Божия и заниматься благотворительностью среди членов своей церкви. Они не должны были давать слово для проповеди иногородним гостям, а о посещении ими собрания докладывать уполномоченному. Уполномоченный по делам религий и культов области был связан с КГБ и требовал от верующих внештатного сотрудничества с ним. Твердые в вере и боящиеся Бога не шли на это, решаясь быть лучше гонимыми, но оставаться с чистой совестью перед Богом.
Состава преступления, как такового, у И. П. Федотова не было. Его надо было извлечь из ловко расставленных законодательных формулировок и «свидетельских показаний». А так как других «потерпевших»... или свидетелей «преступления», кроме верующих не было, то обвинения извлекались из их показаний. Задавался один и тот же вопрос: «знаете ли вы Федотова?» Расчет был очень прост: верующие не могут лгать. «Где, и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились...» и т.д. Если человек говорил «знаю», он делал себя потенциальным свидетелем «преступления». Он обязан был помочь следствию выявить весь состав преступления, иначе он тоже попадал под статью: уклонение от дачи свидетельских показаний и укрывательство преступления. Это было поистине огненное крещение для всех членов церкви. Более всего терпели и страдали дети. Следователь приходил в школу и использовал директора, завуча или классного руководителя (вместо, положенных по закону, родителей! ) для осуществления дознания у детей. Противостоять атмосфере злобного давления атеистической государственной машины не многим детям было под силу. Те дети, которые не стыдились быть верующими и привыкли нести оскорбления от сверстников, имели явную поддержку от Господа, являя смелость, находчивость и мудрость, поражавшую и учителей, и следователя. Но те дети, которые испытывали страх, были несомненно травмированы, некоторые не надолго, а другие, на всю оставшуюся жизнь.
Суд проходил в областном городе Калуге, куда вызывали по повестке всех свидетелей.
Главным свидетелем по делу Федотова проходил пресвитер церкви Евангельских Христиан баптистов, от которого вышла группа его членов, образовав новую нелегальную группу во главе с Федотовым. На его показаниях планировалось построить всю логическую цепь доказательства вины подсудимого по статье, предусматривающей пять лет лишения свободы. Пресвитер регистрированной церкви Евангельских Христиан баптистов, раздраженный на Федотова, решил прибегнуть к помощи горисполкома и подал жалобу, прося удалить Федотова из города. Но нет ничего тайного, что не сделалось бы явным. На суде он постеснялся при верующих признать этот факт и отрекся от него под клятвою, и обвинение провалилось. Суд назначил дополнительное расследование по делу, нашел дополнительные обвинения и присудил Федотова к лишению свободы на три года.
Во время пересмотра дела в верховном суде по заявлению жены Ивана Петровича Валентины Федотовой, защитник вскрыл махинации областного суда и указал на явные и вопиющие нарушения процессуального законодательства. Все слова Федотова в протоколах следствия, от которых зависел срок наказания, были подтерты резинкой и заменены напечатанными на машинке. Так Господь открыл, что следствие не нашло состава преступления в действиях Федотова и вынуждено было само прибегнуть к преступным действиям, чтобы выполнить задание государственного воинствующего атеизма - упрятать пастора в места отдаленные и рассеять его церковь.
Несмотря на такое открытие, сделанное защитником, верховный суд оставил приговор без изменений, засвидетельствовав тем самым, что справедливы слова Екклезиаста: «Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда» (Еккл. 3: 16). Все эти искушения Господь обращал для утверждения Своего верного народа в вере и во благо ему.
Три года пролетели быстро. В отсутствие пастора церкви его недостаток восполняли все в свою меру. Валентина Борисовна Федотова была связующим звеном между пастором, церковью и братьями, которым было поручено руководить проведением служений: мною и Николаем Костяным.
КГБ не оставляло без внимания молодую церковь, но она, ободрившись узами пастора, смело шла вперед, и при утешении от Святого Духа умножалась.
Продолжение следует
Владимир Мурашкин,
епископ, Малоярославец
