«Любовь вне игры: история одного политического самоубийства» — так называется роман Ирины Хакамады, который она недавно презентовала в Петербурге в крупнейших книжных магазинах «Буквоед на Восстания» и Дом книги на Невском, 28. Это дебют известного политика в жанре художественной прозы. В «Любви вне игры» не обошлось без героев из мира медиа.
Начинается роман со сцены интервью главной героини, председателя комитета по экономической политике Госдумы, омерзительному журналисту г-ну Елистратову. В итоге героиня, пройдя испытания внезапно вспыхнувшей любовью, побывав в роли заложницы у террористов, натыкается на улицах Москвы на обрывок газеты с пасквилем того самого интервьюера в свой адрес… Ясное дело, говорится на страницах романа и о продажности представителей четвертой власти. В общем, имеет зуб Ирина Муцуовна на нашего брата!
Ну как не поговорить с ней после этого о прессе, ТВ, свободе слова!
— Ирина, не секрет, что свобода слова в нынешней России тает на глазах… Кто в этом виноват? Что можно предпринять, чтобы (резко или плавно!) изменить ситуацию в лучшую сторону?
— Я думаю, из желания резко поменять сегодняшнюю картину ничего не выйдет, потому что журналисты не обладают самодостаточным социальным ресурсом, чтобы изменить ситуацию со средствами массовой информации. Ведь СМИ — четвертая власть, а если резко поменять четвертую власть, то нужно резко поменять и всю власть в целом. Но я еще не видела, чтобы журналисты могли поменять сами что-то! Они могут стимулировать этот процесс, но менять сами не могут.
Однако существуют мягкие варианты, когда можно изменить картину к лучшему. Например, попробовать не заниматься самоцензурой! Я постоянно замечаю, что многие главные редакторы, да и редакторы рангом пониже, перекрывают источники правдивой информации, даже не очень радикальные — просто так, на всякий случай…
— В эпоху перестройки медиа соревновались, кто смелее покритикует, кто нароет негатив…
— А нынче соревнуются, кто аккуратнее напишет, кто сумеет обойти скользкую тему, и если даже покритикует, словно погладит... Иной раз спрашиваю редактора: "Вам звонили?" — "Нет, не звонили" — "Вам указывали?" — "Нет, не указывали". — "Тогда зачем вы это делаете? Зачем осторожничаете, перестраховываетесь?" — "Да так, на всякий случай! Береженого бог бережет!"
Вот хотя бы убрать эту самоцензуру, и тогда уже будет посвободней дышать...
— Интересно, самоцензура, о которой вы говорите, наблюдается на уровне журналиста или это болезнь руководящих кадров?
— На уровне журналистов я не вижу самоцензуры. Ко мне часто приходят журналисты, берут очень сильные, откровенные интервью, остро ставят вопросы, комментируют и вступают со мной в диалог достаточно сильно, причем как телевизионные, так и пишущие журналисты… А потом начинаются чудеса! Статьи и передачи если и выходят, то удивительно беззубые… То есть самоцензура наблюдается на уровне редакторов и выше.
— Сколько раз вы участвовали в передаче "К барьеру!" у Владимира Соловьева?
— Ой, много!
— Раз пять?
— Десять — точно. А то и больше. Я там постоянная участница. Как возникла программа несколько лет назад, так меня и зовут.
— А было такое, что вас дергали в спешном порядке: мол, Ирина, срочно приезжайте, сегодня запись, только вы можете выручить?
— Да, было один раз — буквально горящий эфир, за два часа до съемки. Меня вызвонили и умоляли приехать. Соловьев употребил все свое обаяние, чтобы заставить меня отменить все свои дела и планы и приехать к нему на эфир…
— Не помните, с кем тогда была дуэль, на какую тему? Или это секрет?
— Не секрет, но я не помню.
— В итоге вы выиграли?
— Да, совершенно неподготовленная, но выиграла. Так бывает: когда ты не готов, то экспромт проходит даже лучше...
— Сколько всего дуэлей вы выиграли, сколько проиграли?
— Я точно помню, что проиграла дважды — Рагозину и… Нет, у Жириновского я выиграла. Кому-то еще проиграла…
— Последний раз, когда я смотрел ваш поединок с Батуриным, то у меня возникла такая мысль: "Ну зачем она туда идет?!" Зачем спорит с Батуриным, в котором нет на ТВ-эфире ни грамма благородства, ни грамма мужского начала…
— Вы хотите спросить, почему я хожу в программу "К барьеру!" и борюсь со всякими непонятными личностям, невольно поднимая их?! Я объясню. Первое — если пойду не я, а кто-то другой, такого уровня дуэлянт, как Батурин, может выиграть и станет себя чувствовать победителем. А я этого не хочу. Поэтому я их мочу! Когда я туда хожу, то в косвенной форме (в другой мне сегодня не дают!) доношу какие-то ценности свободного человека до аудитории. А так нас, демократов, никуда обычно не пускают. Нас пускают только в драку. Так что для нас это дверь или способ, лазейка для коммуникации с большой телевизионной аудиторией.
— А что, больше не на какие программы вас нынче "не пущают"?
— Да, на политические не пускают.
— Даже на шоу Андрея Малахова "Пусть говорят"?
— Нет, зовут, договариваются, звонят. А потом за сутки, а порой и за три часа до записи, отменяют приглашение.
— Под какими предлогами?
— Под самыми разными. Не суть важно.
То есть списочек участников предстоящего ток-шоу попал на утверждение к начальству, кто-то его просмотрел и быстренько дал указание: лучше не надо Хакамаду. Я же вам говорю, что журналисты, ведущие — все хотят сделать что-то лучше в стране, но вот на уровне выше начинается кутерьма. Причем это же тоже не звонок из Кремля — в администрации президента это никого не волнует. В случае с Хакамадой точно: я не волную Кремль, потому что полуяпонец (лексический оборот Ирины Хакамады сохранен! — Прим. авт.) не является конкурентом русской "Единой России". И тут в дело включается самоцензура! Смотрят — ага, Хакамада была кандидатом в президенты, была в оппозиции — да ну ее на фиг тогда!
— Как вы относитесь к войне, которая развернулась между звездами и прессой? Народные артисты, уважаемые люди, с остервенением нападают на молодых журналистов, бьют лица, разбивают их аппаратуру…
— Нет, ну это, конечно… это свинство! Это называется звездная болезнь. Не знаю, почему народные артисты этим занимаются… Видимо, не выдерживают нервы или что-то еще. Не понятно! Просто мы, политики, люди тренированные: как только нас ни оскорбляют, причем не только журналисты, но и народ. А звезды эстрады и кино — нетерпеливые, изнеженные вниманием. Они привыкли, что все их любят…
— Как вы относитесь к моде на глянцевые журналы? Они ведь заменили многим читателям газетную прессу. Даже зачуханные девушки в метро и те читают глянцевые журналы!..
— Есть журнал Elle — он еще пытается что-то сделать. А так женский глянец производит на меня унылое впечатление. Там женщин ниже плинтуса ставят. Elle еще пытается поднимать какие-то серьезные проблемы, а если вчитаешься в другие издания, то кажется, что у русских девушек нет больше никаких мыслей, кроме "как переспать с пятью любовниками", "какие позы надо принимать, чтобы завлечь мужа", "как бороться с целлюлитом", которого у молодых читательниц, кстати, почти нет. То есть идет такое дикое впаривание или выпаривание мозгов!
Мужской глянец выглядит поприличней. Берешь Esquire или GQ, там все намного умнее! Про Esquire вообще не могу сказать, что это скорей интеллектуальный журнал, а потом уже глянец.
— Вы за свою жизнь общались с великим множеством журналистов… Кто все-таки интереснее работает в журналистике — мужчины или женщины?
— Я вам скажу, что мужчины пишут острее, поэтому они мне как-то интереснее. Хотя женщины меня больше любят и ко мне изначально относятся ласково. А мужчины, наоборот, часто хотят меня уничтожить, поэтому в диалоге возникает некий драйв.
— Кто, по вашему мнению, сегодня лучшие журналисты на ТВ, радио, в прессе?
— Леонид Парфенов и Павел Лобков. Конечно же, Познер — это мэтр. На радио — Соловьев, он ведет программу на радио "Серебряный дождь". "Эхо Москвы" напичкано отличными журналистами. Альбац вытащила огромное количество пишущих журналистов в журнале NewTime, который делает Ирена Лесневская. Нравятся мне Андрей Колесников, Новодворская, Геворкян.
— А почему вы сами не пишете для журналов?
— Мне не так давно предложили быть политическим обозревателем, колумнистом. Я пыталась, говорила себе: "Ира, возьми себя в руки. Что тебе интересно? Что такого произошло за неделю, что ты готова описать?" Но поняла, что не могу этим заниматься. Потому что все, что происходит на политическом горизонте, сегодня настолько мне не интересно, что даже писать не хочется. И наоборот — мне интересно, например, когда мой знакомый начинает рассуждать о своей личной жизни… Записываю его рассуждения, и получается монолог мизантропа! Видно, я переела этой политики, у меня на нее перо не поднимается…
— Что подвигло вас после документально-публицистической книги "Sex в большой политике", имевшей хорошие рейтинги, взяться за жанр любовного романа, где вряд ли вы можете рассчитывать на серьезный резонанс?
— Я не знаю, как это получилось… У каждого человека есть какая-нибудь сокровенная история, и наступает момент, когда она начинает рваться наружу. И если у вас возникает момент, чтобы рассказать свою историю, вы ее рассказываете. Тем самым от нее освобождаясь…
Еще одним фактором написания романа было то, что меня достали вопросы журналистов: может ли женщина заниматься политикой, может ли женщина стать президентом России? Ведь мир давно уже не обсуждает эти вопросы, а мы все талдычим об одном и том же. Ну и еще один вопрос из моего романа: совместима ли большая любовь и большая политика?..
Михаил Садчиков, Лениздат.ру
